птичка на хвосте принесла

отсель грозить мы будем шведу
у нее же кстати великолепное по Game of Thrones

@темы: впереди планеты всей, фан тастик, нас много и мы в пальто

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

светило отвратительное солнце

на баннере была дерьмовая фактурка)



не знаю кто там, но апельсины любит™

@темы: мониторинг, впереди планеты всей, фан тастик, нас много и мы в пальто

---

пятиминутка тщеславия, самоупоения и прочего пальто)

Вчера полистала и не разочарована взглядами под неожиданным углом.
MirrorMask

сегодня получила Шербук. это настоящий шедевр! я даже не ожидала, что он окажется настолько качественно сверстан. его приятно держать в руках, полиграфия хорошая, очень стильное издание, подстать самому сериалу!
velinas

Присоединяюсь ко всем уже высказанным восторгам, особенно насчет дизайна, он и правда классный... Меня впечатлила статья о новой аристократии, слегка насторожили ссылки на Ницше, капельку разочаровали рассуждения о постмодерне, точнее, то количество места, которое им уделено. Но в целом really exciting and inspiring! Спасибо всем энтузиастам, не пожалевшим времени и сил.
stasvetlana

Пришедшее от Моруа и Барта серьезное разглядывание деталей окружающего мира позволило создать новый жанр — фан-нон-фикшен. Sherbook (Шербук) — сборник статей, посвященный сериалу BBC «Шерлок» — очень хорошо сделанная, занятная аналитическая вещь, не лишенная юмора. Для любителей сериалов на-подумать, а потом еще раз подумать. Очень понравилась статья про «гуманность и человечность» со сравнением Шерлока и Хауса, обилие сносок на знакомые труды и приятная верстка.
yozzh

Из того, что я увидела — очень порадовало чувство юмора ваше ))) душевно ) и видно, что... От души работа проделана )) приятно эту книжку в руках держать... Жалко, я пока смогла прочитать только пару статей... Но уже по ним видно, что все это качественно и интересно )) и спасибо вам большое еще раз )
so-skalkoy

Уже начала читать — честное слово, оторваться невероятно сложно! )
Сделано очень качественно, на хорошей бумаге, шрифты читабельные, иллюстрации классные, из рук выпускать не хочется!
Немножко жаль, что тонковата, но это ничего — прочитаю, могу начинать с начала )
Снимаю шляпу, работа командой проведена грандиозная. Спасибо, SHERBOOK !
helenn-bol

Присоединяюсь к восторгам. Это ОФИГИТЕЛЬНАЯ вещь.
Прущий из некоторых статей интеллект и культурный фон покупают с потрохами и разят наповал. Вспоминается фраза про «И может собственных Платонов // и быстрых разумом Невтонов...», берёт гордость за русский шерлокофандом, ну и всё в таком духе.
Изюминка издания, пожалуй — глоссарий. Это квинтессенция тончайшего юмора и иронии, которыми пропитана вся книга.
Словом, потрясающая вещь и маст-рид)
arjata

of course)

@темы: мониторинг, sherbook, keep calm & put the kettle on, впереди планеты всей, нас много и мы в пальто

---

Родина драконов или Лондон, каким мы его не застали.

Это было время, когда адмирал пиратской эскадры мог отвернуться от горящего испанского фрегата и бросить людям на мостике: «Sic transit gloria mundi». Это было время, когда Ее Величество могла шугануть неугодившую фрейлину девятибальным матросским матом. Окружающие поняли бы обоих.

Во время боя с Непобедимой Армадой...

Во время боя с Непобедимой Армадой, когда маленький легкий кораблик Хоукинса несся по гребню волны, а испанский флагман провисал у ее подножья, Хоукинс перегнулся через борт и, углядев на палубе «испанца» командующего вторжением герцога Медину-Cидонию, прокричал ему в лицо на языке древних римлян всю его родословную — так, как Хоукинс ее себе представлял. Хоукинс был слабоват в испанском. Герцог вряд ли смог бы оценить соль обращения, будь оно сделано по-английски. А вот прекрасной латынью они владели оба.

Те, кто пустил ко дну Непобедимую Армаду, очень любили говорить и действовать красиво. Превращали судьбу в спектакль. Обогащали классику личным опытом. C Господом Богом находились в сложных отношениях. Человек, стоящий у руля, кивком или мановением руки, определяющий судьбу другого человека, корабля или государства, может, конечно, считать себя орудием Господним — если ему требуются оправдания. В оправданиях эти люди, как правило, не нуждались.
В Англии того времени, как в театре, можно было все. Можно было взлететь к потолку — надо было только придумать крылья. Можно было делать политику — неудачники поднимались на эшафот, победители — на ступеньку ближе к трону. Можно было выйти в море — неудачники горели и тонули, победители делались адмиралами. Можно было писать стихи — неудачники тонули в Лете, победители становились Cпенсерами и Марло, в крайнем случае, Шекспирами. Посмертная слава гарантировалась ударом кинжала в глаз.

Приехавший в Лондон вскоре после мятежа Эссекса французский посол мсье де Морней в некотором недоумении отписывал своему повелителю, что реакция английского общества совершенно однозначна: «Боже, какой олух! Ну кто так устраивает мятеж...», и что некоторые вельможи, в приватной, естественно, беседе, добавляли: «Если бы за это дело взялся я, все кончилось бы совершенно иначе», что ни в коей мере не означало нелояльности по отношению к Ее Величеству. В любой другой стране разгромленный мятежник хотя бы на некоторое время становился местным воплощением дьявола. В Англии он был просто разгромленным мятежником, ну еще дураком... иногда.

А еще был город Лондон. сырой серый каменный город, где на улице трудно разминуться двоим, а воздух по цвету и вкусу напоминает знаменитое имбирное пиво. Этот город так легко оставить за спиной, чтобы уплыть в южные моря, очередную интригу, стихи или науку, чтобы вернуться и вдохнуть еще раз воздух цвета и вкуса имбирного пива.

Это время прошло. Англия перестала быть родиной драконов.

Фрэнсис Дрэйк, который тогда еще не был сэром, и тоже плохо знал испанский, на каких-то переговорах о выкупе переделал свою фамилию под испанскую фонетику так: «эль драко», что означало — «дракон». Имя это стараниями сэра Фрэнсиса и его коллег стало сначала собственным, а потом снова нарицательным. Очень похоже на англичан: в гербе Cв. Георгий, боевой клич: «Белый дракон!», и в случае неприятностей, свечку ставят обоим.

Еще десять лет назад в любом портовом кабаке можно было услышать песню о том, как старое корыто с гордым названием «Фалькон» вернулось в лондонский порт втроем — вместе с испанским «купцом» и вздумавшим защищать «купца» фрегатом испанского королевского флота. Как сказал нищий лендлорду: «спускайте на меня вашу собаку, сэр, я ее съем». Эту песню больше не поют. Некогда безобидная, теперь она оскорбляет слишком многих. И дело тут не в авторе текста, который, во-первых, вполне благонадежен, а во-вторых, давно мертв, а в авторе факта, капитане старого корыта, который спит сейчас в камере Белого Тауэра. В комнате под самой крышей, где из окна вид на рассвет, на Темзу и облака, а что касается обвинения в государственной измене, то оно полностью соответствует действительности.

Морские ястребы

@темы: правь, Британия!, keep calm & put the kettle on, впереди планеты всей

---

Это странный вопрос

А существует ли вообще хороший РПС по Шерлоку?
В смысле, видел ли его кто-нибудь в глаза?)
Можете поделиться ссылками?

@темы: техническое, фан тастик

---

За шербучным столом

(про гениев, которые должны в себе объединять и сердце, и разум)
Как мучительно бывает открытие банальностей.

(про Шерлока)
Нет, персонажа должны любить. Это же вам не арт-хаус, где зритель полон сознанием собственной крутости, поэтому два часа терпит.

(про то, почему же Шерлок такой плохой)
— Ну мы все помним, его же в детстве изнасиловали.
— Кто? Майкрофт?
— Во-первых, Майкрофт слишком брезгливый, а во-вторых, ну кого Майкрофт не уговорит?

(про то, почему хорошие девочки любят плохих мальчиков)
— Потому что каждая хорошая девочка считает, что плохой мальчик никого не любит, и если уж кого полюбит, то это на всю жизнь. И непременно её.
— Ну или его. Что-то это какой-то сартровщиной попахивает.
— То есть, Вас от меня уже тошнит?

— Я поняла, чем мне нравится Майкрофт. Он же заботливый!
— Он заботливый??
— Как умеет, так и заботится, их же насиловали, Вы забыли?

— Ваши везде.
— Да, только вот с Иисусом нас обошли.

Везде интертекстуальность, черт бы ее побрал! Или просто плохая память?

@темы: kill the editor save the author, зерна и плевелы, keep calm & put the kettle on, впереди планеты всей, фан тастик, нас много и мы в пальто

---

О тизере бедном замолвите слово.

1. БК поправился. Все в пичали.
2. "Boring!" потырено у Скотта, факт)
3. Фансервис нежно залакирован сливочным чаем.
4. Чем короче, тем лучше. Хмм.

— Goodbye Mr Knight, thank you for smoking.
— What about the footprints?
— Oh they’re probably paw prints… Could be anything. Could be nothing. Now. Off to bed with you. Have a cream tea on me.

@темы: мониторинг, шериарти, впереди планеты всей, фан тастик, BBC is watching you, username!

---

И пока все рыдают над тизером)

Мы тихо и незаметно порекламируем британское телевидение)

@темы: keep calm & put the kettle on, фан тастик, нас много и мы в пальто

---

кому что, а у нас уже пятница

@темы: шериарти, keep calm & put the kettle on, не будет пони???, фан тастик, нас много и мы в пальто

---

Шерлок: гениальность как обещание

Егор Холмогоров: Мне скучно, бес...

Начал смотреть нового бибисишного "Шерлока". Местами очень хорошо - полный восторг. Переделки хрестоматийных ситуаций и диалогов вызывают прилив эмоций. А местами очень противно и страшно натянуто. Некоторые вещи большинству зрителей кажутся новыми, поскольку они не смотрели "Декстер", а влияние этого сериала несомненно. Но в целом, конечно, Биб-Би-Си положило Гая Ричи на обе лопатки (про Масленникова я так не сказал бы - там все-таки экранизация, но и ему это действительно достойный вызов).

Но вот что любопытно - европейцы (в той степени, в какой англичане - европейцы) пытаются снова реанимировать архетип европейской цивилизации - архетип Фауста - мятущийся дух, неостановимый в жажде познания и устремленный к бесконечности. Европа, вроде бы, уже закатилась, контекст изменился, и вдруг снова фаустовский человек в таком беспримесном виде и снабженный новейшими электронными гаджетами. Правда снабженный очень интересным способом - заметьте, главная черта Шерлока - это то, что он, прекрасно разбираясь в электронных устройствах, сайтах, интернете и т.д., почему-то ходит без собственного мобильного телефона. Вообще, интересно, - похоже, что люди запада искренне считают наличие этих электронных устройств, условный глобальный айфон, главным подтверждением своего современного превосходства.

читать об айфонах, Мефистофеле и инвольтации

Но вообще, появление новой апелляции к этому архетипу, показывает, что европейцы хотят доказать, - они еще живы. Это, кстати, не очень хорошо для русской культуры и самосознания. Дело в том, что нас реально прет от фаустовского человека. Мы, люди русской культуры, находим оправдание Европы именно в этом фаустовском духе, в заявке на сверхчеловечность. На мой взгляд это величайший обман, ибо Европа по большей части разыгрывает перед собой и миром "фаустовский театр". Реальный человек не может думать так и с такой скоростью как Шерлок, обрабатывать такие массивы информации, сопоставлять такие разбросанные факты. Вообще, гениальность, - это не сверхмощь разума, это инвольтация. В разуме же стремящемся беспредельно расширить свои естественные границы есть нечто нереальное, а в образе такого человека (так сказать "рекламном супергерое" цивилизационного пространства) - нечто демоническое (что и показал Гете).

Бибисишный Шерлок - это именно фаустовский супергерой. В нем намного меньше человеческого, чем в реальном Холмсе Конан Дойля. Ну и мотивация соответствующая, - ему в общем-то просто скучно. Интересно, появится ли рядом с ним Мефистофель, который возьмется развеивать его скуку и как далеко он его заведет.

P.S. Кстати интересно, что когда, увлеченная созерцанием фаустовского духа, русская цивилизация решила породить свой фаустовский стиль, то получилось нечто противоположное. Архетип секуляризованной русской цивилизации - это, конечно, Прометей. Так сказать Христос для атеистов. Творец теургии без божественности. Культурный герой, реальный преобразователь мира, приносящий в него огонь, новые искусства и ремесла, новые возможности и улучшения. Если Фауст устремлен в бесконечность, за пределы реальности, Прометей овеществляет бесконечность и делает её реальной и пластичной, приспособленной для жизни. Он не стремится к непознанному, но делает его познаваемым. И очень жестоко за это платит.

Если фаустовский миф - это миф о теургическом бессилии и безнаказанности (вспомним, что теургическая попытка Фауста закончилась плохо для всех, особенно для Филемона и Бавкиды, но его самого жульнически "отмазали"), то прометевский миф - это миф о наказании за подвиг, наказании за победу творчества и культуры над вечным печальным уделом человека. Прометей платит цепями и собственной печенью... И любой "прометеевский человек" так же обязан жестоко заплатить. В советском кинематографе есть гениальный, совершенный прометеевский фильм (один из моих любимых) - "Укрощение огня". Герой, протагонист Королева, реально меняет мироздание и существование людей. Но платит за это - платит всю жизнь и платит ранней смертью (собственно фильм начинается со смерти героя и вся его история есть ни что иное как пробегающая перед глазами умирающего жизнь). Без этой платы никакой прометеевский подвиг не принимается (как там, дело прочно, когда под ним струится кровь?).

Возможно подсознательная тяга русского ума к Фаусту - это тяга к бесплатности познания, обещанной мятущемуся фаустовскому духу. Бесплатность тоже, конечно, относительная, придется шагать по трупам валентинов и маргарит, филимонов и бавкид, ширяться, сходить с ума, слепнуть и так далее. Но это все-таки не то - каждый фауст в глубине души точно знает, что настанет момент и ангелы возьмут его на руки и у несут подальше от всех мефистофелей. Соблазнительно, бес его побери, очень соблазнительно!.

Егор Холмогоров, novchronic.ru/4886.htm

@темы: статьи, шериарти, впереди планеты всей, нас много и мы в пальто

---

Гороскоп исторический, матерный, прекрасный.

Особенно интересно, если учесть, что Шерлок у нас нынче по актёру Рак, Ватсон — Дева, а Мориарти — то ли Весы, то ли Скорпион, в общем, Ворон тот еще) но девиз Весов подходит к контексту идеально) впрочем, девизы Раков и Дев подходят не меньше

Пишет  ms. Mary Poppins:

сделать это я хотела очень давно. и наконец-то сделала.
исторический гороскоп
ворнинг: мат. мало попсовых. ручаюсь, что по максимуму историческими фактами подтверждено каждое слово.

овен

Овен

Девиз: "я - Вице-король Индии, отдайте мне любимого слона"
В общем и целом, овны были бы достаточно приятным знаком зодиака, если бы не одно "но". Они хорошие друзья, с ними можно интересно поболтать и посмеяться, но каждому овну в определенный период его жизни обязательно отрывает башку. Вот тогда-то овен начинает, будучи Вице-королем, водить хороводы с рабочим классом, садить в тюрьму йогов и ебать гусей. Впрочем, он может поступать и наоборот, т.е. садить в тюрьму гусей, а ебать йогов, лишь бы это отвечало его всенепременно высочайшим моральным принципам. Которые, разумеется, кроме него никому неясны и базируются то ли на религии, то ли на поваренной книге, то ли на детских раскрасках. Но страшен тот симбиоз, который изобретает в результате овен и которым оправдывает свое скотское хуеплетсво. Очень важно в овне отследить этот момент отрыва башки и бежать от него без оглядки, потому что дальше начинается игра "кто не спрятался – я не виноват", и ставки в ней планетарных масштабов. Овны мстительны и мнительны, коварны и кошмарны, обидчивы до невозможности, способны на сферические отжиги. Они заваривают такие овсяные каши, что расхлебать их не в силах уже никто, а в самый последний момент они с улыбкой сливаются. Кто в Валгаллу, а кто послом в Штаты.



Овен – это Эдвард Фредерик Линдли Вуд, в природе известный как лорд Галифакс. Совершенно неудивительно, что он принял такого же овна Адольфа Гитлера за лакея, и совершенно неудивительно, что именно двум этим овнам человечество обязано Второй мировой. Причем, Галифаксу в большей степени.

телец

Телец

Девиз: "шампан стаканского"
Тельцы – невозможно тяжелые дегенераты и максималисты. Если воевать, то со всем миром, и неважно, что второй фронт губителен, если напиваться – то в сопли, и неважно, что почка у тебя одна. Не приведи Господь, вам косо поглядеть на тельца, за один косой взгляд и какое-то неловкое слово, он будет неделями изводить себя, лежа в кровати и приговаривая "я – ничтожество", и во время бомбежки наотрез отказываться спускаться в бункер, отбрыкиваясь фразой: "пусть меня разорвет на клочки, фюрер посмотрел на меня неодобрительно". Но после того как в бункер его все-таки вытолкают пинками, он изведет и косо поглядевшего на него фюрера. Характерная особенность - тельцов "включать джентльмена" и "выключать джентльмена". Причем пользуется он этим навыком в ситуациях крайне парадоксальных. Так, за несколько дней до казни он пишет о своих врагах "их по-человечески можно понять, я всех прощаю", а вешают его именно за то, что этим своим врагам он однажды нахамил/плюнул в физиономию/напился и объявил войну и т.д. Тельцы вообще парадоксальны. Мастера эффектов, поприветствовать британского монарха криком "зиг хайль! " или сбросить атомную бомбу – для них, что два пальца обоссать. По синьке они вообще обожают объявлять войны и бомбить-бомбить-бомбить.



Телец – это Йоахим фон Риббентроп, дипломат, осужденный и повешенный в Нюрнберге 16 октября 1946 года за военные преступления. И Гарри Трумэн, судья, сбросивший 6 августа 1945 года ядерную бомбу на Хиросиму.

близнецы

Близнецы

Девиз: "пошли все нахуй, я - фея"
Все близнецы – латентные шизофреники, отсюда и двойственность их натуры. В обычном модусе они сверх утонченные бляди, очаровательны до кончиков ногтей и все из себя джентльмены, которые будут обволакивать вас цитатами из Гете, но рано или поздно шизофрения даст о себе знать. И тогда эта утонченная натура вместо того, чтобы простым английским языком произнесть "мы подарим вам парочку колоний, если вы…", пафосно и гордо, тыча вам в еблет сигаретой, хоть и зная, что вы не выносите табачный дым, часа три расписывает это "если". Так расписывает, что не всегда речь доходит даже до того, что он собирается вам подарить, а вы стервенеете и посылаете близнеца нахуй. Главная цель близнеца произвести благоприятное впечатление, и ему это великолепно удается, а потом он, конечно, решает, что он - король, хоть бы и Мышиный, но король и делает все, что ему заблагорассудится. Губительные для близнецов регионы - Южная Америка и Северная Африка. На близнеца все всегда возлагают невероятные надежды, он их, конечно, совершенно не оправдывает и с позором изгоняется из уютного кресла посла или премьер-министра. В изгнании он с остервенением принимается за мемуары, в которых очень тонко обкладывает всех и каждого говном, но очень изящно выставляет себя мучеником. Многие верят.



Близнецы – это сэр Невил Гендерсон, очаровавший Гитлера до того, что тот все-таки решился на войну с Британской империей, и сэр Энтони Иден, очаровавший Британскую империю до того, что теперь считает на острове самым непопулярным премьер-министром.

рак

Рак

Девиз: "давайте, ребята, все будем равны, а я буду ваши королем"
Как бы так написать, что бы и раков не обидеть, и все обиды высказать. Очевидно одно, раки – персоны неоднозначные и спорные. Причем, в первую очередь, они неоднозначны даже для самих себя. В Парламент они приходят с гиканьем "даешь республику!", а выходят с зацелованным портретом Ее Величества королевы Виктории. Существа крайней степени гордости, о том, чтобы стать первым во всем, видят счастливые сны, но судьба обычно распоряжается иначе. Раки никогда не становятся у руля, они играют на вторых ролях, но если львов это устраивает, раки чувствуют себя болезненно ущемленными и пускаются во все тяжкие. Раскалывают партии, создают масштабнейшие проекты имперских преференций, кстати, вообще раки славятся именно масштабным мышлением. В семье чудовищные авторитеты, на третьем этаже разговаривать, когда рак готовится к речи на первом – преступление против раков и против человечества. И именно в такой последовательности. Детей муштруют, при этом, если детей - выводок, выберут себе одного любимца, а на остальных попеременно будут класть либо хуй, либо мощную ладошку для подзатыльника. При всем при этом, ракам прощают все, потому что они, действительно, глыбы и величием от них несет за километр.



Рак – это Джозеф Чемберлен, комментарии тут излишни.

лев

Лев

Девиз: "что бы такого сделать плохого?"
Занимательный факт, но если льву даже удастся достичь высшего положения, он все равно останется в тени либо своего предшественника, либо своего преемника. Нельзя сказать, что льва такой факт не устраивает, он привык быть серым кардиналом, и этой своей ролью безумно доволен, потому как, несмотря на гордое звание царя зверей, умеренно ссыклив. Не настолько, чтобы показаться тряпкой, но и не настолько, чтобы кидаться на амбразуру. Он замечательным образом хитровыебан и умеет спасать вползших в роковое положение рыб. Правда, рыбам после становится еще хуже, но лев тут уже не при чем, если нужно лев придет посреди ночи и молча поправит все. Вообще обожает внезапно сваливаться на голову именно ночью и давать советы. Сорваться с позднего ужина, потому что его другу одиноко – не проблема, как не проблема поднять этого друга с кровати и волоком поволочить за тридевять земель. Все это под благородным и романтичным прикрытием спасения мира, хотя на самом деле, лев просто прикрывает себе задницу. Впрочем, по натуре не предатель, дружбу и оказанные услуги ценит. Кстати, с прекрасным чувством юмора, обожает постебать премьеров и фюреров, может своровать у кого-нибудь зонтик для смеха, вечно рассказывает какие-то небылицы… в общем, врет иногда так, что себя не помнит.



Лев – это Стенли Болдуин, но кто теперь знает, что «умиротворение» начал именно он, а не Невилл Чемберлен? И разве при слове фашизм вы вспоминаете первым льва Муссолини, а не Адольфа Гитлера? А еще львы – это сэр Хорас Вилсон и месье Жорж Бонне, если вы слыхали о них хоть малую толику, того, что слыхала о них я, вы поймете, что о львах здесь написана чистая правда.

Дева

Дева

Девиз: "к концу сказки добро побеждает разум"
Девы идут по жизни какими-то только им виданными тропами, но, в отличие от овнов, пиздануты с рождения. Высшим постам сознательно предпочитают вторые роли, не из-за боязни ответственности, а из-за одной опять же им известной выгоды. Однако высший пост, если таковой случается, принимают, как должное, раскланиваются, улыбаются, машут… и сливаются через пару недель. Девы – честные труженики полей и санитары леса. Натуры аскетичные, строгие к себе, и все это из-за своего обостренного чувства справедливости, подцепленного вместе с сифилисом на торфяных болотах в очень ранней юности. Не все джентльмены девы, но все девы – джентльмены, даже если и уродились леди. Понятия о джентльменстве у них канонЪинчны, вообще они чтут каноны, хотя жить предпочитают в своем воображаемом мире. И у одной девы там может быть луг, водопад и единорог, а у другой - отрубленные лисьи головы, разложенные на расстоянии ровно в восемь дюймов друг от друга.



Дева – это Эндрю Бонар-Лоу, который одному назойливому козерогу на вопрос: «если вас не интересует ни природа, ни женщины, ни музыка, что же вы любите?», замечательно ответил: «я люблю бридж». И гросс-адмирал Карл Дениц, которого в завещании Гитлер назвал своим преемником и который честно отсидел в Шпандау 15 лет.

весы

Весы

Девиз: "в некоторых случаях мужчины и женщины ведут себя абсолютно одинаково, например, если их поджечь"
Личности до крайне степени гармоничные, обаятельные, и лишь изредка кому-то удается заглянуть в ту черную дыру, которая у обычных людей зовется душой. Заглянувший туда в ужасе отшатывается, но уже поздно. Красавцы, обучившиеся в своих университетах говорить по-французски, на поверку оказывается злее в тыщу раз самого закоренелого работника гестапо. То, что происходит за весячьими безупречно приглаженными волосами, у обычных людей заставляет встать дыбом даже волосы на ногах. Дорвавшись до власти, они начинают проворачивать такие операции, пользуясь абсолютной безнаказанностью, что Чингисхан, Македонский и конь Калигулы нервно курят в углу. Причем, безнаказанность они приобретают исключительно вместе с любовью сильных мира сего, которые почему-то души в них не чают. При том, что весы более всего на свете кайфуют от подчинения им всех и вся, сами подчиняются с охотой заради собственной выгоды. За свои убеждения будут рвать в лоскуты всех, кто встанет у них на пути, даже младшего брата. Причем, идеалы могут иметь совершенно противоположные, и «мир во всем мире», за который отхватят Нобелевскую премию, и «уничтожение мирового еврейства», за которое слопают в плену припасенную ампулу с ядом. Вообще весы – философы, но почему-то их философия обычно зиждется на дробленных человеческих костях и венах, заплетенных в косичку.



Весы – это Генрих Гиммлер, которого лучше вообще всуе не… и Остин Чемберлен, который получив Нобелевскую премию мира, разорвал отношения с Советским Союзом, и ратовал за проведение новой волны интервенции.

скорпион

Скорпион

Девиз: "и не каждый в белом доктор"
Весам свойственно два состояния. Первое, это когда они носятся по Александр-платц или Викториа-сквер, агитируя и разжигая так, что от них рябит в глазах и хочется смотреть пленку в замедленном времени. Второе, это когда они уходят в нирвану, слушают только им слышных райских птиц, видят только одним им видимых священных коров, и становятся феноменально ленивыми, так что скорость просмотра наоборот хочется увеличить. Причем оба состояния могут длиться не один десяток лет, и оба состояния равноопасны. Потому как заставляющий евреев жрать землю скорпион так же дьявольски опасен, как скорпион, который, задумавшись о медвежатах в пражском зоопарке, прослушал что, ему сказал Генлейн и проебал миссию. Обычно скорпионов используют в своих целях другие, причем сами скорпионы с огромным удовольствием и осатанелым рвением используются, но все равно считают себя величайшими в истории. Коллег презирают, перед начальством обкладывают их пятифутовой кучей дерьма в свой рост, так как рост скорпионов вообще редко превышает пять футов. Несмотря на повышенную блядовитость, очень любят свою семью. Иной раз любят настолько, что в страхе перед приходом союзников, предпочитают отравить шестерых детишек и убить свою жену, лишь бы только семье ничего не угрожало.



Скорпион – это сэр Уолтер Рансимен, который никогда не слушал, что ему говорит собеседник, думая о чем-то своем и полагаясь на протоколы заседаний, и однажды прослушал, что велел передать ему Гитлер. И, конечно, это доктор Йозеф Геббельс.

стрелец

Стрелец

Девиз: "охуевшим жить проще"
Тот самый отрыв башки, который настигает овна где-то на середине жизненного пути, у стрельца случается в первую минуту его очень долгой жизни. Хуеплествует он с молодых ногтей, но с годами эта тенденция усиливается, потому что со стрельцами случается еще и алкоголизм. Видала я алкашей, которые не были стрельцами, но не видала ни одного стрельца, который бы не был алкашем. Причем порядочный стрелец выпивает столько, что у тельца давно бы отвалилась последняя почка, а стрелец - ничего, вполне сможет провести заседание Кабинета и еще поехать в Парламент. Эксгибиционист, нудист, лжец и провокатор. Власть обожает больше, чем бренди, хотя нет, так же, как бренди. Ради этих двух факторов не остановится ни перед чем, - убьет, воскресит, оставит в заложниках, чтобы потом убить окончательно. Тщеславен, что пиздец. Семьянин, любимая привычка - своих детей, в том числе незаконнорожденных, рассовывать по кабинетам из кожи, между делом выпизживая оттуда честных львов. А между стрельцом, который вступил в сговор с овном, и концом света можете смело ставить знак равенства.



Стрелец – это Уинстон Черчилль, и это тоже я оставляю без комментариев.

Козерог

Козерог

Девиз: "нет, я зла на нее не держу, пусть идет с миром. но в жопу"
Самый мстительный знак зодиака – это козерог. Если вы случайно наступили козерогу на ногу в 16-ом году, будьте осторожны, если в 40-ом он предложит вам крекер. Крекер всенепременно будет отравлен. Козерогам, как и близнецам, свойственно очаровывать, но их отличие в том, что очарование свое они держат всю жизнь и способны очаровывать массы. По характеру – мелкие склочники и скандалисты, но когда дело доходит до серьезного, включают все свое обаяние, обещают лично сбросить с мессершмидта цветы на могилу или немедля вылететь в Чекерс для переговоров. Однако обещаний своих, разумеется, не сдерживают. Давнюю вражду забыть просто не в состояние и не успокаиваются, пока наконец-то не уничтожат своего врага физически или хотя бы услышат приговор о его смертной казни. Головокружительные мастера наебок, хохмачи, обожают высмеивать противников, причем им обязательно нужно, чтобы противник в этот момент проходил мимо и слышал все это. Сами от расплаты ускользают буквально мистическим образом.



Козерог – это Герман Геринг, систематически откалывающий в Нюрнберге отличные шутки, главной из которых стало его самоубийство за несколько часов до казни. И «бритва парламента» Дэвид Ллойд-Джордж.

водолей

Водолей

Девиз: "вот он алень-матушка!"
В целом, ребята неплохие. Отходчивые. То есть, если вы послали их нахуй неделей ранее, видя ваш триумф, они обязательно пришлют вам телеграмму, в которой будет одно слово "молодец!". Но водолеи очень подвержены влиянию, поэтому встретившийся на их пути козерог, может заставить водолея до конца жизни припоминать вам то утро в Парламенте, когда вы не дали ему прикурить, а вы можете расшибаться в лепешку, самолично писать ему письма (пером, а не на машинке!), водолей не простит. Губителен союз водолея со стрельцом, от него исходят все нюрнбергские процессы, холодные войны, вторые фронты и т.д. Без встретившегося на их пути стрельца или козерога способны на великие поступки, стать, будучи инвалидом, четыре раза президентом САШ – для них не проблема. Кстати инвалидное кресло не будет мешать водолею трахать все, что движется. Бляди. И не проблема отказываться от портфелей в кабинете, потому что предлагает их не давший в лохматом году прикурить Чемберлен. И водолеев не будет ебать тот факт, что он вообще-то и не курит, они уже под влиянием козерога.



Водолей – это Артур Гринвуд, заместитель лидера лейбористской партии, который систематически отказывался войти в правительство. И Франклин Делано Рузвельт.

рыбы

Рыбы

Девиз: "весь мир и пара коньков впридачу"
Рыбы – знак занимательный. Максималисты похлеще тельцов, если спасать мир, то весь. Если кататься на коньках, то обязательно расквасить себе нос. И похлеще тельцов упрямы, если они что-то втемяшат себе в голову, их не свернут от задуманного никакие факторы. Они убьют всех драконов, спасут всех принцесс. Считают себя людьми "особой миссии", чтобы это доказать проворачивают невероятные инициативы, которые стараниями овнов превращаются в треш-шапито с блекджеком и шлюхами. Кстати с ходу записывают себе в друзья этих овнов, но относятся к ним снисходительно, тем самым, неосознанно вползая в роковые положения, из которых их, если удастся, вытаскивают львы. Иной раз может и не удастся. И кого-то ожидает посольство в Мадриде, а кого-то ампула с ядом. Обожают делать все сами, считая, что лучше них это никто не сделает. Славятся своей подорванностью. Самоубийственно благородны. Многие считают их без чувства юмора, юмор у рыб и правда тонкий, не всегда понятный окружающим. Или наоборот бьющий наотмашь, когда рыба начинает в семьдесят лет прыгать с парашютом или летать на самолетах, которые в гражданской авиации еще только-только появляются. К себе относятся беспощадно, ради своей цели могут не спать по несколько суток, не есть, не пить, но меморандум чехам навязать. Не нытики, но в письмах иной раз пускают слезу, как только одна Энни его понимала, чем производят впечатление унылого элегического говна, каким в глубине души и являются, но ввиду ситуации вынуждены быть суперменами.



Рыбы – это Невилл Чемберлен, три раза летавший на переговоры к Гитлеру. И сэр Самуэл Хоар, как-то в Швейцарии на катке разбивший себе нос и вынужденный не выходить из дому несколько дней.

очень хотелось бы перепост. поцаны в пеарах нуждаются, некоторые особенно.

@темы: впереди планеты всей, фан тастик, нас много и мы в пальто

---

качественные размышления о добре, зле и электроовцах)

28.07.2011 в 00:16

Пишет  TerryBolger:

притягательность сериального Мориарти, в его противоречивости: тот, кто ест оладьи с вареньем, не может быть таким уж страшным. идея сладенького зла в костюмах от Вествуд.
отличие Джима от маньяков из Criminal Minds в том, что он представлен человеком. человечным человеком - в плане слабостей и реакций. да и преступления он планирует, а не своими руками совершает, что создает иллюзию его непорочности: как великий полководец он работает с картой, на которой двигает полки, а не с реальными людьми. к тому же кровь плохо смотрится на его костюмах.
Джим из сериала - это не Мориарти АКД, лишенный человеческих черт, воплощение разрушительной логики, не отягощенной этикой. Джим - не машина для убийств, вернее, не только машина. он как тот андроид и, может, даже мечтает об электрических овцах. он зеркальное отражение Шерлока.

сумбурные рассуждения про Мориарти, Шерлока и волшебные сказки

кстати, это оч интересно, что в сериале Холмс и Мориарти фигурируют больше как Шерлок и Джим (да и Уотсон больше Джон, чем Уотсон). это как прозрачный намек на то, что мы имеем дело не со взрослыми людьми, а детьми/ подростками. ну и определенная отсылка к сказочности: у героев романов и литературы чаще всего есть фамилии. а тут фамилии... не играют такой роли.

я не эксперт по шериарти и прочих пейрингах с Джимом, но что-то мне подсказывает, что там, вероятно, есть 2 паттерна: Джим исправляется или умирает. добро и зло не могут быть вместе. мифологическое мышление требует, чтобы зло было уничтожено. коллективное бессознательное требует. либо уничтожено, либо чтобы произошло чудо и с человека сняли заклятие - чудовище-монстр превратилось в принца. простой сказочный закон.
фактически Шерлок - это классическая волшебная сказка (вернее, волшебная новеллистическая сказка), где герой восполняет недостаток человечности в себе. а Мориарти - его антагонист. два плана повествования: волшебная сказка Шерлока и новеллистическая Джона, который "работает" трикстером из народа, добивающимся высшей справедливости.

возвращаясь к Джиму из айти. итак, пейринговое мышление требует, чтобы он либо исправился, либо исчез. но исправление Мориарти - невозможно, само предположение о его исправлении нереалистично и нелогично, а потому неприемлимо. убить героя пейринга, скрестив зло с добром, - единственный логичный вариант, но пейринговое сказочное мышление предполагает ХЭ... в общем, если пейринговать того же Шерлока и Мориарти, то сказка превращается в сказку про добывание брачного партнера, а хорошее дело браком не назовут, особенно если речь о Джиме. то есть сказка становится невозможна в силу того, что у Джима другая роль в каноне. сказка невозможна, исходя из внутренней логики канона и персонажа, поэтому в фиках с ХЭ слышится фальш.
сознание читателя и фанфикописца не могут разрешить противоречие "милый мальчик = убийца" иначе, чем путем отказа от ХЭ. но фанфикшн - это средство утешения читателя, как средство восстановления этического баланса в мире читающего/ смотрящего... поэтому потребность читателя не удовлетворяется...

@темы: мониторинг, шериарти, нас много и мы в пальто

---

Ориентация — сапиосексуал.

"Подумать только! Они отделываются от меня своим добрым утром, будто я Шербуками вразнос торгую!"



Шербуки вразнос ))

@темы: фан тастик, нас много и мы в пальто

---

жирный шрифт — мой)

30.07.2011 в 01:25

Пишет  undel:

Автор: Undel
Фандом ШХ ВВС
Жанр: черный юмор, трэш, мозгожорка, абсурд. И не говорите, что вас не предупреждали!
Действующие лица: Шерлок, Майкрофт, Джон.

Бейкер-стрит 221В. Майкрофт и Шерлок в гостиной
Джон поднимается по лестнице и слышит:

39 разговоров, которые Джон не хотел бы услышать даже случайно.

1 - Ты уже убрал с лестницы капкан?

2 - Хорошая новость, Шерлок, жена прощает тебя и готова принять обратно.

3 - Шерлок, если ты прекратишь принимать свои таблетки, Джон застрелит тебя и будет прав.

4 - Ты уже познакомил Джона со своим парнем?

5 - Шесть смертей, Шерлок, это уже не смешно. Ты предупредил Джона?
- Разумеется, нет. Если мне повезет, он станет седьмым, и я раскрою загадку этого дома.

6 - Шерлок, в конце концов, мы братья. Неправильно, что нас связывает только секс.

7 - Поразительно, какой у твоего соседа крепкий сон. Он даже не почувствовал, что с ним сделали.

8 - Что значит, «мне не нравятся ирландцы»? Шерлок, это прекрасный здоровый младенец, прекрати морщиться и ешь.

9 - Твой Джон по-прежнему думает, что это дом?
- Более того, он по-прежнему думает, что он жив.

10 - Надеюсь, ты еще не показывал ему свои ложноножки?

11 - Шерлок, прекрати саботировать! Помни, Великий не проснется сам.

12 - Ты уже сказал Джону, что ты беременный?

13 - Отличный выбор, Шерлок. С работой я улажу, а сестрой он практически не общается, так что его никто не хватится.

14 - Шерлок, я хочу, чтобы ты помнил: Эдвард вылупится через неделю. Он будет поражен, что кто-то занял его комнату.

15 - Шерлок, еще одна твоя выходка – и я навсегда прекращу кормить тебя грудью!

16 - Миссис Хадсон просит, чтобы на этот раз обошлось без яда. Во-первых, ей нравится Джон, а во-вторых, она хотела бы забрать его печень.

17 - Шерлок, когда я говорил «найди работу», я не имел в виду проституцию.

18 - Шерлок, ты давно кормил это кресло?
- Да, Джон почему-то отказывается в него садиться.

19 - Твой Джон замечательный – умный верный, преданный.
- Осталось найти подходящую собаку для перемещения души в другое тело.

20 - Шерлок, всякой неопределенности должны быть границы. Ты не работаешь, не учишься, но, Шерлок, за 250 лет ты мог бы выбрать хотя бы пол!

21 - То есть, Джон до сих пор не видел твою вторую голову?

22 - Ты не имеешь права рисковать жизнью и здоровьем своего друга. Помни, личинкам нужен покой.

23 - А у тебя здесь мило, Шерлок. Чисто, прибрано, уютно. Где же ты прячешься в полнолуние?

24 - Поздравляю, Шерлок, мы с мамочкой посоветовались и решили: Джон может войти в нашу семью. Предупреди его об операции.

25 - Джон, конечно, по-своему привлекателен, но тебе вряд ли пойдет его лицо. К тому же я устал выправлять тебе новые документы.

26 - Мамочка просила передать, что рада, что у тебя появился друг. Но знаешь… ей пора есть.

27 - Шерлок, пока я серьезно не поговорю с твоим соседом, я не смогу снять с тебя пояс верности.

28 - Нет, Шерлок, мы не сможем взять Джона с собой. Это негуманно. Пусть погибнет вместе со своей планетой.

29 - Пожалуй, ты прав. Твой сосед прекрасно обойдется и с одной рукой.

30 - Шерлок, пока мы одни, можешь скинуть эту уродливую оболочку и размять крылья.

31 - Шерлок, то, что ты застрелил его при задержании, вполне естественно. Но никто не просил тебя его есть!

32 - Думаешь, Джон согласится сегодня на секс втроем?
- Какая разница, раньше мы прекрасно обходились гипнозом.

33 - Прекрати сбрасывать чешую, пока я с тобой разговариваю!

34 - Шерлок, ты знаешь, как я занят. Невежливо звать брата на обед, пока этот обед где-то гуляет.
- Подожди, он задержался на дежурстве.

35 - Шерлок, не дергай головой. Я могу повредить твои микросхемы.

36 - Шерлок, держи себя в руках, хочешь плюнуть огнем – плюй в камин.

37 - Джон уже знает, что он герань?

38 - Ты станешь человеком или останешься вместе со своей семьей?

39 - Шерлок, я хочу поговорить о Джоне, о ваших отношениях: пойми, пока он не увидит твой хвост, он не будет полностью твоим.

@темы: keep calm & put the kettle on, не будет пони???, фан тастик, нас много и мы в пальто

---

О клипе Liv Niggle «Sherlock & Sherlock»

В отблесках недавних пожаров он смотрится всё лучше и лучше.



Есть в этой нетипичной для Coldplay песне некая вкрадчивая потаенная страхолюдность, не побоюсь этого слова, как будто вот-вот откроется склеп и оттуда полезут, полезут... в общем, нам и не снилось или, наобоорот, снится и невозможно проснуться.

И вот посреди этого надвигающегося непонятного, Лондон в ужасе, Скотланд-Ярд тем паче — на фоне хоровых песнопений, то ли детских, то ли матросских, то ли падших ангелов каких? — прекрасный монтаж, ей-богу, прекрасный! — на Шерлока летит карта Сохо, Дауни спасается в темноте от лошадиных копыт, заполошность в голосе отлично запараллелена нагнетанием неизбежного — и невозможного — сближения.

Гениально поймано сходство жестов и отточенность позёрства, театральность — чуть тоньше у Бенедикта, чуть водевильнее у Дауни, — и моменты, где воздух ощутимо сгущается между лицами, где камера скользит по запястью, как будто бы гладя его — и Лоу, конечно, Лоу, который в одном взгляде умудрился сыграть всю интригу от дружбы до любви через родительскую нежность и обратно.

Не будет света над Лондоном сегодня, но так ли уж это важно, если есть кому прикрыть спину, принести телефон и спереть жилетку?)

@темы: мониторинг, зерна и плевелы, фан тастик, нас много и мы в пальто, непрошеные реки, кипящая слюна слэшеров

---

августовские дораспродажи

Дорогие со-маньяки. В Москве осталось 7 экземпляров Шербука. И их еще очень можно приобрести. Text us в личку или в дупло.



А Простобук доступен в любую погоду.

@темы: техническое, sherbook, нас много и мы в пальто

---

Александр Генис. Конан Дойль: закон и порядок

Эссе из книги «Частный случай», Нам до Гениса далеко, но мы растём над собой.

Развиваясь, эмбрион повторяет ходы эволюции. Поэтому всякое детство отчасти викторианское. Впрочем, ребенком я относился к Холмсу прохладно. Мне больше нравился Брэм. С ним хорошо болелось. Могучие фолианты цвета горького шоколада давили на грудь, стесняя восторгом дыхание. Траченный латынью текст был скучным, но казался взрослым. Зато он пестрел (как изюм в булочках, носивших злодейское по нынешним временам имя «калорийные») охотничьими рассказами. «С коровой в пасти лев перепрыгивает пятиметровую стену крааля». (О, это заикающееся эстонское «а», экзотический трофей — от щедрот. Так Аврам стал Авраамом и Сара — Саррой.) Но лучше всего были сочные, почти переводные, картинки. Они прикрывались доверчиво льнущей папиросной бумагой.

Холмса я полюбил вместе с Англией, скитаясь по следам собаки Баскервилей в холмах Девоншира. Болота мне там увидеть не довелось — мешал туман, плотный, как девонширские же двойные сливки, любимое лакомство эльфов. Несколько шагов от дороги и уже все равно, куда идти. Чтобы вернуться к машине, мы придавливали камнями листы непривычно развязной газеты с грудастыми девицами. В сером воздухе они путеводно белели.

о Гомере и топонимике

В глухом тумане слышен лишь звериный вой, в слепом тумане видна лишь фосфорическая пасть.

Трудно не заблудиться в девонширских пустошах. Особенно — овцам. Ими кормятся одичавшие собаки, небезопасные и для одинокого путника. В этих краях готическая драма превращается в полицейскую с той же естественностью, что и в рассказах Конан Дойля.

Его считали певцом Лондона, но путешествия Холмса покрывают всю Англию. Географические указания так назойливо точны, что ими не пренебречь. Вычерчивая приключенческую карту своей страны, Конан Дойль исподтишка готовил возрождение мифа, устроенное следующим поколением английских писателей. Как в исландских сагах, на страницы Холмса попадают только отмеченные преступлениями окрестности.

Преступление — мнемонический знак эпоса. Цепляясь за них, память становится зрячей. Ей есть что рассказать. Срастаясь с судьбой, география образует историю. Топонимическая поэзия рождает эпическую.

Признание Холмса «Я ничего не читаю, кроме уголовной хроники и объявлений о розыске пропавших родственников» неплохо описывает «Илиаду» и «Одиссею».

Главное свойство гомеровского мира — фронтальная нагота изображенной жизни. У эпоса нет окраины. В его сплошной действительности все равно важно: и щит, и Ахилл, и прялка. В пронзительном свете эпоса еще нет тени, скрывающей детали. Мир лишен подробностей, ибо только из них он и состоит. Неописанного не существует. Всякая деталь — часть организма, субстанциальная, как сердце.

Гомер не умел отделять частное от общего, Холмс — не хотел. Подробности наделяли его гомеровским — пророческим — зрением: он видел изнанку вещей, знал прошлое и предвидел будущее.

Пристальность Холмса делает его беспристрастным. Ему все равно, что знать, — знание его нечленораздельно, зоркая мудрость безразлична к смыслу. Конан Дойль так и не объяснил, зачем его герой пересчитал ступеньки лестницы на Бейкер-стрит.

Холмс все знает на всякий случай. Как Британская энциклопедия, которую переписывает владелец ссудной кассы Джабез Уилсон из рассказа «Союз рыжих».

Я люблю этот рассказ за красочную избыточность аферы. Убогую затею — подкоп к сейфу — маскирует ярмарочный балаган. Чтобы отвлечь рыжего владельца лавки, расположенной рядом с банком, злоумышленники устраивают цирковой парад: «Флит-стрит была забита рыжеволосым народом, Попс-корт напоминал тележку разносчика апельсинов. Здесь были рыжие всех оттенков — соломы, лимонов, апельсинов, кирпича, ирландского сеттера, желчи, глины».

Расцвечивая унылую лондонскую палитру, Конан Дойль приносит сюжетную логику в жертву эффекту. Длинный ряд вопиюще разнородных предметов — от сеттеров до лимонов — соединен фальшивым условием цвета. Это — энциклопедия рыжих Англии! Собранная ради одного абзаца, она поражает бессмысленным размахом. Но так и должно быть, ибо полнота — пафос энциклопедии. В ней заперт дух работящего ХIХ века, который перечислял окружающее в надежде исчерпать тайны мира.

Просветительская мечта энциклопедии — упорядочить мир, связав его узлом перекрестных ссылок. Ее герой — рантье науки, эрудит-накопитель, каталогизатор, коллекционер, классификатор, одним словом — Паганель. Умеющий отличить пепел сорока табаков, Холмс приходится Паганелю умным братом. Он собирает факты, Холмс ими пользуется.

В сущности, Конан Дойль — изобретатель компьютера. Человек, по Холмсу, — склад знаний. Его мозг — чердак, чью ограниченную природой площадь нужно использовать с максимальной эффективностью. Повышая ее, Конан Дойль с простодушием IBM увеличивает объем памяти: чем умней персонаж, тем больше череп.

Мистер Уилсон — черновик Холмса. Он собирает знания, не умея их употребить. Холмсу информация служит, Уилсон сам служит информации. Он — раб энциклопедии, не смеющий от нее оторваться. Бесцельность навязанной ему эрудиции подчеркнута ее ложной системностью. Строя свою утопию, энциклопедия набрасывает на вселенную случайную узду алфавита. Поэтому, переписывая первый том Британской энциклопедии, Уилсон «приобрел глубокие познания о предметах, начинающихся на букву „А“: аббатах, артиллерии, архитектуре, Аттике».

Мне трудно представить автора, которого не соблазнит этот список. Беккет закончил бы им рассказ, у Байрона он стал бы батальным сюжетом: аббаты аттического монастыря отстреливаются от турок. Конан Дойль поступает иначе. Он забывает о несчастных аббатах. Союз рыжих распущен, и выстрелившая деталь валяется на полях пустой гильзой.

Жанров без подсознания не существует. У детективов оно разговорчивей других.

Детектив напоминает сон. Те, кто толкуют его по Фрейду, успокаиваются, узнав убийцу. Приверженцам Юнга достается целина жизни — правдивые окраины текста.

Постороннее в детективе наливается уверенной ртутной тяжестью. Это не наблюдения за жизнью, а ее следы. Как кляксы борща на страницах любимой книги, они — бесспорная улика действительности.

Велик удельный вес случайного на полях детективного сюжета. Самое интересное в детективе происходит за ойкуменой сюжета. Вопрос в том, сколько постороннего способны удержать силовые линии преступления — радиация трупа.

Мы читаем рассказы о Холмсе, выуживая не относящиеся к делу подробности. В них — вся соль, ради извлечения которой мы не устаем перечитывать Конан Дойля.

Обычные детективы, как туалетная бумага, рассчитаны на разовое употребление. Только Холмс не позволяет с собой так обходиться. У Конан Дойля, помимо сюжета, все бесценно, ибо бессознательно. В других книгах эпоха говорит, в этих — проговаривается. У ХIХ века не было свидетеля лучше Холмса — мы чуем, что за ним стоит время.

Холмс вобрал в себя столько повествовательной энергии, что стал белым карликом цивилизации, ее иероглифом, ее рецептом, формулой. Пытаясь расшифровать эту скоропись, мы следим за Холмсом с той пристальностью, которой он сам же нас и научил.

Наиболее истовые из его читателей — как новые масоны. Они назначили деталь реликвией, сюжет — ритуалом, чтение — обрядом, экскурсию — паломничеством. Так уже целый век идет игра в Священное писание, соединяющая экзегезу с клубным азартом.

В этой аналогии меньше вызова, чем смысла: Шерлок Холмс — библия позитивизма. Цивилизация, которая ненароком отразилась в сочинениях Конан Дойля, достигла зенита самоуверенного могущества. Ее сила, как всемирное тяготение, велика, привычна и незаметна.

О совершенстве этой социальной машины свидетельствует ее бесперебойность. Здесь все работает так, как нам хотелось бы. Отправленное утром письмо к вечеру находит адресата с той же неизбежностью, с какой следствие настигает причину, Холмс — Мориарти, разгадка — загадку.

Эпоха Холмса — редкий триумф детерминизма, исторический антракт, счастливый эпизод, затерявшийся между романтической случайностью и хаосом абсурда.

Если преступление — перверсия порядка, то оно говорит о последнем не меньше, чем о первом. Читая Конан Дойля, мы подглядываем за жизнью в тот исключительный момент, который кажется нам нормой.

Криминальная проза — куриный бульон словесности.

Детектив — социальный румянец, признак цветущего здоровья. Он кормится следствием, но живет причиной. Он последователен, как сказка о репке. В его жизнерадостной системе координат жертва и преступник скованы каузальной цепью мотива: кому выгодно, тот и виноват.

Если есть злоумышленник, значит, зло умышленно. Что уже не зло, а добро, ибо всякий умысел приближает к Богу и укрывает от пустоты.

В мире, где жертву выбирает случай, детективу делать нечего. Когда преступление — норма, литературе больше удаются абсурдные, а не детективные романы.

Цивилизованный мир — главный, но тайный герой Конан Дойля, о котором он сам не догадывался. Да и мы узнаем о нем только тогда, когда, собрав рассыпанные по тексту приметы, поразимся настойчивости их намека.

Как Ленин, Конан Дойль торопится захватить все, что нас связывает: телеграф, почту, вокзалы, мосты, но прежде всего — железную дорогу: Холмс никогда не отходит далеко от станции, Уотсон не расстается с расписанием.

Возможно, в авторе говорил цеховой интерес. Рассказы о Холмсе — первая классика вагонной литературы. Они, мерные, как гири, рассчитаны на недолгие пригородные переходы. Единица текста — один перегон. Сочетая стремительность фабулы с уютом повествования, они идеально дополняют меблировку купе.

Детектив — дом на колесах. Лучше всего читать его на ходу.

Всякая дорога потворствует приключениям. Нанизывая на себя авантюры, она выпускает случай на волю. У Конан Дойля, однако, железная дорога не нуждается в оправдании. Она помогает не сюжету, а героям: в купе они набираются сил.

Железная дорога — кровеносная система цивилизации. Делая перемещение бесперебойным, а остановки предсказуемыми, она покоряет пространство и время, укладывая стихию в колею прогресса. Здесь не может случиться ничего непредвиденного. Сюда запрещен вход случаю, ибо он угрожает главной ценности ХIХ века — размеренности движения.

Железная дорога — перенесенное из истории в географию наглядное пособие по эволюции, страстную любовь к которой Конан Дойль разделял со своим временем.

Холмс — живая цепь умозаключений. Его сила в последовательности рассуждения. Педантично прослеживая путь от мелкой подробности к судьбоносной улике, сыщик подражает природе, превратившей амебу в венец творения. Как Дарвин, Конан Дойль демонстрирует скрытые от непосвященных ходы эволюции. Он устанавливает связь между низшим и высшим — фактом и выводом.

Самому Холмсу важен не результат, а метод: «Всякая жизнь, — пишет он, — это огромная цепь причин и следствий, и природу ее мы можем познать по одному звену».

Знаменитая дедукция — квинтэссенция ХIХ века, боготворившего постепенность. Секрет его завидного достоинства — в отсутствии квантовых скачков, экзистенциальных разрывов, с которыми уже примирился современный человек, выброшенный из лузы своей биографии.

Автор этой бильярдной метафоры толковал эволюцию не по Дарвину, а по Ламарку. Осваивая поэтику разрыва, Мандельштам мыслил опущенными звеньями. Пафос Конан Дойля — в демонстрации всех ступеней эволюции. Для этого написан «Затерянный мир». В этом викторианском «Парке Юрского периода» Конан Дойль делает естественную историю частью обыкновенной.

Название этой повести напоминает Диснейленд, образы — «Искушение святого Антония», содержание — «Божественную комедию». Спускаясь по эволюционной лестнице, автор приводит нас в доисторическую преисподню: «Место было мрачное само по себе, но, глядя на его обитателей, мне невольно вспомнилась сцена из седьмого круга Дантова „Ада“. Здесь гнездились птеродактили... Вся эта копошащаяся, бьющая крыльями масса ящеров сотрясала воздух криками и распространяла вокруг себя такое страшное зловоние, что у нас тошнота подступала к горлу„.

Важнее, однако, что в затерянном мире герои находят — и истребляют — раздражающее науку недостающее звено — получеловека-полуобезьяну.

С помощью нижних ступеней эволюции Конан Дойль удлинил викторианскую цивилизацию. Спиритизм должен был сделать ее вечной. Конан Дойль верил, что избавиться от сверхъестественного можно, лишь превратив его в естественное. Поднимаясь от бездушной молекулы до бесплотной души, он не пропускал ступеней,

Спиритизм — оккультная истерика рационализма; детектив — его разминка.

Лучше других Холмс знает, что загадка — антитеза тайны: она отменяет непознаваемое. Поэтому Холмс не вступает в диалог со сверхъестественным — он отказывается с ним считаться. Холмс — последняя инстанция в споре рационального с необъяснимым.

Страж порядка, Холмс обладает профессией архангела и темпераментом антихриста; его скрытая цель — заменить царство Божье. Тайное призвание Холмса — демистифицировать мир, разоблачив попытки судьбы выдать себя за Высший Промысел. Защищая честь своего разумного века, Холмс разоблачает чудеса, делает невозможное понятным и странное ясным.

Как всем богоборцам, Холмсу мешает случай. Песчинка в часовом механизме вселенной, случай угрожает ее отлаженному ходу. Срывая покров невозмутимости с высокомерного лица цивилизации, случайность выводит мир из себя.

Тут на охоту выходит Холмс. Он кормится неожиданностями, как мангусты кобрами. Отказывая провидению в праве на существование, Холмс признаёт случайность либо ложной, либо слепой. В первом случае она уступает преступному расчету, во втором — математическому.

“Четыре миллиона человек толкутся на площади в несколько квадратных миль. В таком колоссальном человеческом улье возможны любые комбинации событий и фактов» — так начинается построенный на череде совпадений «Голубой карбункул».

В центре рассказа — гуси. Их столько же, сколько букв английского алфавита, — двадцать шесть. Незадачливый преступник спрятал похищенную драгоценность в зоб одной из двух белых птиц с полосатыми хвостами. Опечатка зачинает сюжет: похититель зарезал не того гуся. Перепутанные гуси попадают к перепутанным людям — драгоценная птица оказывается у некоего Генри Бейкера. В Лондоне, где «живет несколько тысяч Бейкеров и несколько сот Генри Бейкеров», так же трудно найти нужного Бейкера, как нужную птицу в гусином стаде. В эту призрачную толпу однофамильцев затесались и Холмс с Уотсоном, живущие на Бейкер-стрит. Цепь случайностей завершает трапеза, на которой «опять-таки фигурирует птица: ведь к обеду у нас вальдшнеп».

Череда совпадений помогает Холмсу избавиться от намеков судьбы. «Случай, — добродушно резюмирует он, — столкнул нас со странной и забавной загадкой, и решить ее — сама по себя награда».

Элиот предостерегал толковавших его темные стихи критиков от пагубной привычки придумывать загадки ради радости их отгадывать.

Критики, однако, неисправимы. Сторожа подробность, они заставляют ее выболтать секрет, в том числе неизвестный автору. Распуская ткань повествования на нити, критики превращают героя в подсудимого, чернила — в кровь, исписанную страницу — в чистую. Книга для них — не продукт, а сырье, tabula rasa искусственного мирозданья. Им должно быть понятно то, что другим не видно, и видно то, что другим не понятно.

Выступая в этом качестве, даже презиравший детективы Набоков подражал Холмсу: «Мой курс — своего рода детективное расследование с целью раскрыть тайну литературных структур».

Литература, как и преступление, — частный случай. Она — исключение из правил, потому что учитывает их. (Чего не скажешь о наших буднях.) Художественный замысел равноценен преступному уже потому, что он есть.

Профессиональный читатель — следопыт. С сыщиком его объединяет уверенность в том, что у следов есть автор — писатель или преступник. Мы идем за ним, пока не поймем его, как себя. Повторяя — как нитка за иголкой — его ходы, мы сближаемся с каждым стежком, чтобы, настигнув, обогнать. Предвидя, куда свернет сюжет или убийца, мы заглядываем в будущее. Пределы этой власти ставит лишь невозможность исправить чужие ошибки.

Представляя Холмса, Конан Дойль выдает его за критика: мы знакомимся с ним как с автором статьи «Книга жизни». То, что в ней написано, Лотман, Барт и Эко назвали бы семиотикой повседневности.

Окружающее для Холмса — текст, который он предлагает читать «по ногтям человека, по его рукавам, обуви и сгибе брюк на коленях, по утолщениям на большом и указательном пальцах, по выражению лица и обшлагам рубашки...»

Прочесть вселенную — старый соблазн. Новым его делает то, что Холмс читает мир не как книгу, а как газету.

Газета — волшебное зеркало детектива. Склеенное из мириад осколков, оно отражает мир с угловатой достоверностью снимков.

Газета — любимица Конан Дойля. Соединяя его с Холмсом и Уотсоном, она предлагает каждому упомянутому свои услуги.

Конан Дойлю газета часто заменяет рассказчика. Излагая обстоятельства преступления, газета дает всегда подробную, обычно ясную и неизбежно ложную версию событий. Газета отличается поверхностным взглядом, самоуверенным голосом и нездравым смыслом. Принимая очевидное за действительное, она предлагает вульгарное и единственно правдоподобное объяснение происшедшего.

Газета — шарж на Уотсона. На ее фоне и он блестит. Как слюда.

Холмса газеты окружают как воздух и нужны ему не меньше. Он умеет пользоваться газетами с толком: Холмс «достал свой огромный альбом, куда изо дня в день вклеивал вырезанные из лондонских газет объявления о розыске пропавших, о месте встреч и тому подобное.

- Боже мой! — воскликнул он, листая страницы. — Какая разноголосица стонов, криков, нытья! Какой короб необычайных происшествий!»

Оказавшись в тупике, Холмс часто обращается к газете, чтобы найти там разгадку. Печатая ее черным по белому, Конан Дойль открывает секрет своего мастерства: ключ к преступлению у всех на виду и никому не виден. Кроме Холмса, назвавшего своей профессией «видеть то, что другие не замечают».

ХIХ веку газеты заменяли Интернет — они были средством публичной связи. Газетные объявления позволяли вести интимную переписку тем, кто не мог воспользоваться почтой. От чужого глаза приватный диалог укрывала ссылка на понятные только своим обстоятельства.

Разбирая птичий язык объявлений, Холмс замыкает преступную цепь на себе. Дальний отпрыск Фауста, он унаследовал от предка дар чернокнижника: Холмс читает газету, как каббалист Тору.

Если Холмс — критик гениальный, то Уотсон — добросовестный, как Белинский. Вглядываясь в окружающее, первый отмечает, что видит, второй — что знает.

Уотсон отнюдь не лишен наблюдательности, но он следит не за фактами, а за их культурными отражениями. Холмс подглядывает за голой действительностью, Уотсон приукрашивает ее литературной традицией.

Их разделяет поэтика. Холмс поклоняется богу деталей. Его правда кормится сырой эмпирикой. Аскет по призванию, он охватывает мир глазом акмеиста: «Для того чтобы добиться подлинно реалистического эффекта, необходим тщательный отбор, известная сдержанность». В окружающем Холмс ценит вещное, штучное, конкретное.

Для Уотсона частное — полуфабрикат общего. Все увиденное он подгоняет под образец. Холмс сражается с неведомым, Уотсон защищается от него штампами: «Вошел джентльмен с приятными тонкими чертами лица, бледный, с крупным носом, с чуть надменным ртом и твердым, открытым взглядом — взглядом человека, которому выпал счастливый жребий повелевать и встречать повиновение».

Уотсон — жертва психологической школы, которая думала, что читает в душе, как в открытой книге. Холмс, как мы знаем, предпочитал газету.

Отдав повествование в руки не слишком к тому способного рассказчика, Конан Дойль обеспечил себе алиби. Холмс не помещается в видеоискатель Уотсона. Он крупнее фигуры, которую может изобразить Уотсон, но мы вынуждены довольствоваться единственно доступным нам свидетельством. О величии оригинала нам приходится догадываться по старательному, но неискусному рисунку.

В манере Уотсона Холмсу не нравились сантименты: «Это все равно что в рассуждение о пятом постулате Эвклида включить пикантную любовную историю».

Уотсон, однако, делит любовь к мелодраме не только со своим веком, но и со своим другом. Театральные эффекты, которыми злоупотребляет Холмс, компенсируют ту экономию усилий, что Шопенгауэр называл грацией.

Сворачивая веером свои рассуждения, Холмс страдает от того, что некому оценить алгебру его мысли — цепь уравнений, ставших бесполезными ввиду вывода-ареста.

В Уотсоне Холмс ценит не биографа, а болельщика, который охотно признаётся, что «не знал большего наслаждения, как следовать за Холмсом во время его профессиональных занятий и любоваться его стремительной мыслью».

Спортивные достижения Уотсона важнее литературных. Чтобы мы об этом не забыли, Конан Дойль не устает напоминать, что Уотсон играл в регби. Для англичанина этим все сказано.

Спорт — кровная родня закону. У них общий предок — общественный договор. Смысл всяких ограничений в их общепринятости. Спортивный дух учит радостно подчиняться своду чужих правил, не задавая лишних вопросов. Именно так Уотсон относится к Холмсу.

Спортивность Уотсона противостоит артистизму Холмса.

Шерлок Холмс обладает ренессансным темпераментом. Он сам себе устанавливает правила, по которым играет. Даже на скрипке: «Когда он оставался один, редко можно было услышать пьесу или вообще что-либо похожее на мелодию».

Уотсон живет на краю мира, не задавая ему тех вопросов, на которые Холмс отвечает. Призвание Холмса — истребить хаос, о существовании которого Уотсон не догадывается.

Холмс норовит проникнуть в тайны мироздания — и разоблачить их. Ему нужна правда — Уотсон удовлетворяется истиной: одному надо знать, как было, — другому хватает того, что есть.

Беда Холмса в том, что сквозь хаос внешних обстоятельств он различает внутренний порядок, делающий жизнь разумной и скучной.

Восхищаясь Холмсом, Конан Дойль не заблуждается относительно его мотивов. Они своекорыстны и эгоцентричны. Мораль Холмсу заменяет ментальная гигиена: «Вся моя жизнь — сплошное усилие избегнуть тоскливого однообразия будней».

Играя на стороне добра, Холмс не слишком уверен в правильности своего выбора. «Счастье лондонцев, что я не преступник», — зловеще цедит Холмс, и ему трудно не верить. Лишенный нравственного основания, он парит в воздухе логических абстракций, меняющих знаки, как перчатки.

Холмс — отвязавшаяся пушка на корабле. Он — беззаконная комета. Ему закон не писан.

Уотсон — дело другое. Он — источник закона.

Уотсону свойственна основательность дуба. Он никогда не меняется. Надежная ограниченность его здравого смысла ничуть не пострадала от соседства с Холмсом. За все проведенные с ним годы Уотсон блеснул, кажется, однажды, обнаружив уличающую опечатку в рекламе артезианских колодцев.

Уотсон сам похож на закон: не слишком проницателен, слегка нелеп, часто неповоротлив и всегда отстает от хода времени.

Холмс стоит выше закона, Уотсон — вровень с ним. Ценя это, Холмс, постоянно впутывающийся в нелегальные эскапады, благоразумно обеспечил себя «лучшим присяжным Англии». Уотсон — посредственный литератор, хороший врач и честный свидетель. Само его присутствие — гарантия законности.

Холмс — отмычка правосудия. Уотсон — его армия: он годится на все роли — вплоть до палача.

Холмсу Конан Дойль не доверяет огнестрельного оружия — тот обходится палкой, хлыстом, кулаками. Зато Уотсон не выходит из дома без зубной щетки и револьвера.

Впрочем, у Конан Дойля стреляют редко и только американцы.

Не описанные Уотсоном дела Холмса — блеф Конан Дойля. Они должны нас убедить в том, что Холмс может обойтись без Уотсона. Не может.

Трагедия сверхчеловека Холмса в том, что он во всем превосходит заурядного Уотсона. Безошибочность делает его уязвимым. Оторвавшись от нормы, он тоскует по ней. Уйдя вглубь, он завидует тому, кто остался на поверхности.

«Кроме вас, у меня друзей нет», — говорит Холмс, понимая, что без Уотсона он — ноль без палочки.

Холмс — пророческий символ науки, которая может решить любую задачу, не умея поставить ни одной.

Прислонившись к пропущенному вперед Уотсону, Холмс, как и положено нулю, удесятеряет его силы. Оставшись один, он годится лишь на то, чтобы пародировать цивилизацию, выращивая пчел в Сассексе.

Дон Кихот не изменится, уверял Борхес, если станет героем другого романа. С легкостью преодолев эту планку, Холмс и Уотсон выходят из своего сюжета в мир, чтобы воплотить в нем две стороны справедливости.

Иерусалимский дворец правосудия построен на одном архитектурном мотиве — прямой коридор закона замыкает полукруглую арку справедливости.

Это тот природный дуализм, что сталкивает и объединяет милосердие с разумом, истину с правдой, настоящее с должным, гуманное с абстрактным, искусство с наукой, Уотсона с Холмсом и закон с порядком.

Закон — это порядок, навязанный миру. Порядок — это закон, открытый в нем.

Условность одного и безусловность другого образуют цивилизацию, которая кажется себе единственно возможной. Растворяя искусственное в естественном, она выдает культуру за природу, полезное за необходимое, случайное за неизбежное.

Парные, как конечности, устойчивые, как пирамиды, и долговечные, как мумии, Шерлок Холмс и доктор Уотсон караулят могилу того прекрасного мира, что опирался на Закон и Порядок, думая, что это одно и то же.

@темы: впереди планеты всей, нас много и мы в пальто, цветение мысли

---

afford it together

@темы: sherbook, keep calm & put the kettle on, нас много и мы в пальто

---

Sherbook, please.

Добрый день, наши маленькие желтенькие любители Шербука!
Итак, день SH наконец настал! Вы уже можете заказать сборник себе прямо в руки.

Как ЭТО сделать.
1. Заходите на страницу Шербука.
2. Заказываете. Оплачиваете. Получаете.
3. Если что-то непонятно по работе сайта Простобука — пишете нам сюда с меткой 'It wasn't working for me' )

Если:
1. Вы из Москвы или Питера и Вам лень возиться с заказом.
2. У Вас есть возможность только оплатить на почте, электронных валют не имаете.
3. Еще по какой-то бесовской причине Вы не можете заказать себе счастье с Простобука.

То:
Пишите прямо сюда, постараемся помочь в меру своих скромных сил.

NB.
Те москвичи, кто уже присылал свои телефоны (или регистрировался на Слэшконе) — мы Вас найдем, не сомневайтесь!
Что, конечно, не может Вам помешать заказать себе Шербук прямо сейчас)

NB2.
По непроверенным данным, в конце июля в Москве пройдет закрытое заседание тайного шерлокианского общества.
Лица, фигурирующие в нашем списке рассылки, будут приглашены дополнительно.

See you VERY soon.
Sh.B.

@темы: техническое, sherbook, впереди планеты всей, нас много и мы в пальто